МОЙ СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЙ ГОД, воспоминания и осмысление.
(Автор текста – Семиченко В.И. Сопровождение фотоматериалами и форматирование – Мельников В.П.) 16.05.2019 г.
Опыт предыдущих поколений читать забавно. Особенно, если они о великих свершениях и успехах. Особенно, если они в хорошей литературной упаковке. Особенно, если они возвышают читателя осознанием своего технологического превосходства над предками. Здесь будет всё иначе - трагедия, серенький стиль изложения и печаль от несовершенства техники и снаряжения. Смысл этого повествования не в выворачивании наизнанку лохмотьев-воспоминаний некоего «Джо-неудачника», который так и не достиг ничего значительного и не оставил конструктивного следа в спелеологии. Смысл в том, чтобы выстраданными размышлениями и обобщениями предостеречь от катастрофических ошибок. Сейчас всё сильно иначе, чем в семидесятые. Сейчас есть сете-связанное информационное поле, есть мобильные телефоны, есть товарное изобилие и сертифицированное снаряжение. Есть ультра-яркие светодиоды и литий-ионные аккумуляторы. Но за роскошным оснащением спелеологии всегда стоит соблазн чрезмерного авантюризма. Когда на каждый экстремальный фактор работы в пещере заготовлено технологическое средство, возникает иллюзия могущества, затмевающая разум и страх. И ничто не заменит те тонкие первобытные материи, которые смутно обозначаются как первичная – «взаимопонимание» и глубокая – «схоженность». Тонкие, но очень важные для успеха и безопасности.
Если у тебя есть в наличии смышлённость, страх и опыт, то у тебя больше шансов дожить до глубокой старости. Это не истина в последней инстанции, но одна из её граней — точно! Если смышлёность и страх, это от Природы (или от Бога, зависит от точки зрения), то опыт можно стяжать и при дефиците первых двух талантов. Стяжать свой собственный опыт при большом дефиците, стяжать чужой опыт при дефиците малом. Если раньше опыт писался на «твердых носителях», передавался в тесных коллективах «из рук в руки» от поколения к поколению, то теперь он погребается в «паутине» и доступен всем, кто знает хоть пару ключевых слов. Если раньше залогом успеха и безопасности были сложноорганизованные коллективы со схоженными группами, то теперь группу можно скомплектовать хоть со всей планеты. Но опять за всем этим возникает иллюзия. Иллюзия достоверности карт, схем и описаний пещер. Или иллюзия достоверности собственного прочтения этих материалов. Иллюзия технического мастерства, морально-волевых качеств и физических кондиций сетевого друга, напрашивающегося в спелеологическое предприятие. Критическая масса иллюзий - и катастрофа!
По прошествии многих десятилетий легко смотреть на себя со стороны, погасли эмоции, сгладились впечатления. С другой стороны - безжалостная память стёрла нечто мелкое, но драгоценное, оставив слишком много докучливых подробностей. Абсолютно не помню поверхностный поиск в той экспедиции, кроме единственного момента, когда вправил товарищу вывихнутый мизинец - Сергей Тумаков неловко приземлился на дне колодца свеженайденной пещерки. Абсолютно не помню, как был провешен Большой Колодец в Студенческой, только помню замысел, по которому готовилась лестница и огромная кручёная верёвка диаметром 14 миллиметров. И слабые отблески воспоминаний от забивающих самохват мелких камушков, перемешанных с глиной. И сам самохват, изготовленный Бердовым Валентином. Что это был за самохват! Бердов не смог по каким-то причинам поехать и отдал свои самохваты мне - в фонд снаряжения. Три самохвата из титана, сделанные исключительно вручную и совершенно неотличимые друг от друга. Специально под верёвку 14 миллиметров. Валентин-Валет - золотые руки! Самохваты - шедевр, совершенные формы и безупречное облегчение выборкой лишнего металла. Конструкция самохвата — вот вам и функциональность, вот вам и надёжность. Конструкция коллектива — вот вам и всё… Иерархия… Распределение ролей и нагрузки. Лидер, руководитель… Не всегда это совпадает, не всегда есть и то, и другое. Чаще есть руководитель, но нет лидера. Или лидер издали управляет коллективом через формального руководителя. В какой-то мере Красноярский Краевой Клуб Спелеологов был для нас неким «коллективным лидером», но чего греха таить, мы понимали, что почему-то симпатяга и душа-человек, трудяга и титан терпения Ковалёв Юрий Иванович, вовсе не лидер, а руководитель по избранию коллектива, обречённый тянуть воз тягот и ответственности. Настоящие лидеры, обременённые «шилом в заду», держались в тени от авантюры до авантюры, от подвига до подвига. В нашей секции (Политех) не было никого и близко похожего на лидера ни по целеустремленности, ни по способности силой своей воли увлечь и организовать. Особенно, когда от руководства отошёл Плотников. Не помню, при каких обстоятельствах руководство секцией перешло ко мне. Были и ярче личности, и сильней волей и физически, и умней, и с «аппетитом» к власти, даже просто более симпатичные по всей совокупности личных качеств. Мусияченко Сергей, Окладников Александр - совершенно очевидно! Возможно, ещё кто-то, но «выдвинули» меня… Возможно, я и отличался тем, что безрассудно брался за любое дело. Безрассудно подняться без страховки на правую от Зеркала башню на Китайке, или получить на кафедре физвоспитания Политеха альпинистское снаряжение. Безрассудно, но получалось. Рассудок… С высоты возраста, почти старости, уже ясно - с рассудком, с умом, со способностью логически планировать, просчитывать варианты, предвидеть, у меня были большие проблемы. Точнее - большой дефицит. Закралась мысль, что этим текстом я перекладываю ответственность за катастрофу на избравший меня коллектив. Но в этом есть фатальная логика всей человеческой жизни - решая текущие задачи, программировать катастрофы в перспективе, и наоборот, решая задачи стратегические, смертельно спотыкаться на мелочах. Пусть будет так, перекладываю часть ответственности на эту «фатальную логику» - она выдержит.
Любовь к пещерам для меня - почти ничто. Нет проблем в одиночку ходить и фотографировать, «снимать топу» и копать продолжения, славиться и самоутверждаться. Любовь к «толпе» для меня - это всё! И ныне, и присно. Словом «толпа» мы запросто называли то, что (несколько выспренне) называется «коллектив». Наша «толпа» была и организована худо-бедно (а может быть и выше), и связана накрепко взаимными симпатиями буквально до родственной теплоты. Где-то на исторических горизонтах Клуба маячили конфликты, раздоры, но нашу секцию это миновало. Может быть, «малые детки - малые заботки»? Может быть, но все пришло к недетской катастрофе… Шло, шло и пришло. Шло через подготовку, а за свои скромные деньги можно было закупить едва ли лишь половину всего необходимого продовольствия. Нельзя было купить ни единого карабина, ни метра репшнура. Наши хотелки - клубовское наполнение. Клуб через Совет по туризму и по связям в дирекциях заводов приобретал, получал, «доставал» … Комплектование экспедиции было трудным и небезупречным, но по большому счету - близко к 100 процентам. Повлияло и то, что Клуб к началу нашей экспедиции не вышел окончательно ещё из своей экспедиции в Килси на Кырк-тау. Были «проколы» с чем-то упущенным, забытым, не раз пришлось слышать от товарищей уже на горе: «Где ж ты раньше был!?», «Чем ты раньше думал!?». Всё материальное не настолько осложняло работу, не настолько угрожало, чтобы остаться в памяти. Осталась в памяти только нелепая крученая верёвка 14 миллиметров и пятикилограммовая банка подсолнечной халвы, которая оказалась лишней, но съездила на спине в гору и вернулась в Красноярск нетронутой. Хорошо, или не очень, но не было никакого персонального авторства ни в одном моменте подготовки, всё решалось и придумывалось в общении, в совместной суете, в том числе и проблема подземного базового лагеря, ПБЛ. Заранее было решено готовить упрощенный вариант, позволяющий отдохнуть во сне несколько часов не раздеваясь, без спальных мешков, на надувных матрацах в полиэтиленовом укрытии, обогреваемом собственным дыханием. Это была уже испытанная технология и до нас, и нами в Большом гроте Торгашинской. Отдых в таком ПБЛ, само по себе испытание, особенно для крайних. Но здоровье молодости позволяло и в таком виде получать восстановление сил и не накапливать «долг сна». Разумеется, это была ошибка, но ошибка физически не устранимая - не было в наличие ни палаток, ни спальников для ПБЛ. Не было и должного опыта. Я сам, как руководитель, из серьёзных дел за плечами имел только спелеолагерь на Алеке (без единого дождика – роскошь!), да участие в прохождении Снежной в 76-ом году. Двое только что пришли из Юбилейной - участники. Остальные - участники прошлогодней поисковой экспедиции в те же места. Да, флёр самоуверенности имел место быть. Тактика… Гибкая тактика - это скорее отсутствие её. Ещё не пришло понимание тактической единицы. Мыслилось только, что подразделение должно быть самоспасаемым, но не мыслилось ничего ни про время ожидания на отвесах, ни про условия отдыха в ПБЛ.
Платформа Бармыш встретила нас глубокими сумерками, а ночь - в нескольких сотнях метров по едва наезженной дороге. Первая авантюра – расстелились на ночлег прямо на дороге и благополучно переночевали. Повезло - ни пешеходов, ни мотоциклистов. Сбор всего состава экспедиции - ведь только «политехи» приехали поездом «Красноярск-Адлер». «Девятка» прилетела самолетом. Двое товарищей присоединились, отработав в экспедиции на Арабике. Как-то добрались девочки из Куйбышева - согласованные заранее участницы. Непонятным образом «спикировала на хвост» девочка из Томска - она стала несогласованной участницей. Увязка встреч и взаимодействия в безтелефонные времена - сейчас это кажется чудом или верхом изобретательности с устными договорённостями и переписками. Заброска через усадьбу Кости Зонтария, через цитрусовые плантации… А до того, от нашей юной и наивной наглости, невеликая помощь, за спасибо какой-то самосвал подвёз наши рюкзаки и «транспортники». Не очень высоко и не очень далеко. Забуксовал. По «убитой» дороге груз ехал как положено - на спинах, в абалаковских и яровских рюкзаках. Груз ехал через приметное место - справа от дороги заброшенный и разграбленный автокран, обыденность того времени. Удобное место для привала. Знаковое место для меня лично. Здесь, много лет спустя, появилось предчувствие водораздела между «до и после». Здесь на привале товарищ подбросил мне в рюкзак тяжеленный крюк от этого автокрана. Подшутил на виду у всех. Так же тайком вытащил этот крюк много позже. Признался в этом много лет спустя. Зачем? Милая шуточка, когда идёшь на пределе сил? Так, или иначе, но это не повод и не факт обиды, просто зеркало - кто я есть для товарищей? Зеркало, которое открывается через много лет, в котором я, это не личность, а роль в коллективе. Роль актора с талантом и авторитетом, или с дефицитом того или другого? Роль в наивном театре группы приятелей с естественными подначками и терпкими шуточками или роль в коллективе товарищей, становящимся командой, связанной общими делом и целью? Ответственностью, в конце концов! Сначала первое - подбросил. Потом товарищ прочувствовал движение ко второму - выбросил молча, переходя на другие правила игры и отношения ролей. На тот момент я вовсе не задумывался об отношении коллектива ко мне. Все мысли и внимание - на технику дела. В памяти не осталось, как и почему заброска оказалась такой сложной и многоходовой, кто и когда, до какой высоты? Но оказалось так, что часть груза оставалась на месте будущего поверхностного лагеря без присмотра, под полиэтиленовым пологом. Двадцать буханок хлеба! Из-за этого мы оказались виноваты перед пастухами - коровы растрепали и изгадили груз и полиэтилен, сожрали весь хлеб. А одна скотинка явно от этого издохла позднее, совсем рядом с лагерем. Возвращаясь к роли - на заброске, как сейчас вспоминается, я практически не руководил и не контролировал ситуацию. Просто потому, что те, кто был здесь годом ранее, досконально знали маршрут и имели в голове свой естественный, но не требующий моего участия план. Скорее всего, заброска «расслоилась» на наиболее быстроходных и тихоходных и состоялась без потерь времени и снаряжения. Место для лагеря было запланировано близ озера, на уютной площадке одного из пологих хребтиков, почти лишенной растительности. Чуть ниже трава просто буйствовала, в рост человека, с изобилием «чёртова растения» - верблюжьей колючки. Вид оттуда - красивейший, но… Озера не оправдали надежд. К нашему приходу одно представляло собой лужу коровьей мочи и навоза, другое на глазах иссыхало в траве. Воду пришлось носить из родничка за километр, или снег из зоны леса за тот же километр. Мог ли я изменить этот этап в лучшую сторону? Разумеется - нет. Я мог знать не более того, что мне сказали те, кто был год назад. Первая трудность - палатки стоят, а «девочки - направо, мальчики - налево», это куда? Далеко-о-о-о! Рядом за овражком - осыпь камней, строительный материал. Как трудно было уговаривать товарищей построить туалет! Так и строил в гордом одиночестве, но «народу понравился» туалет-лабиринт. Первое построение по военно-пионерским традициям, с «равняйсь-смирно!». Ласково-снисходительные лица друзей. «Как здорово, что здесь мы собрались!».
Поиск не задался, да и не планировалось больших площадей и тяжких раскопок. Все силы сжимались пружиной на Студенческую. До дна Большого Колодца пещера не сопротивлялась. Однако, была большая потеря времени на пробивание отверстий под крючья шлямбурами. В тесноте, всегда в одиночку, по полчаса на каждый крюк. Было даже легко и весело преодолевать «каскадики-каскадики» скальным лазанием или совсем чуть-чуть на самохватах по верёвке в колодцах-бутылках. Калибровки между отвесиками-уступчиками не тесны и не длинны - как специально для разнообразия техники движения. Щекотались нервы обрушением изрядного количества «живых» камней на отвесах. Параллельно «каскадикам-каскадикам», чуть в стороне - гигантские колодцы, которые должны идти в тот же Большой, но слишком затратным и страшноватым способом. За шестьюдесятью метрами глубины - объёмы, капель, ручейки, чистота. Грот Ручейный. И отвесы повыше. Камнепадная опасность осознавалась вполне ясно, не осознавалась только собственная невнимательность. Каждый спуск сопровождался зачисткой отвесов, но раз за разом что-то находилось, что требовалось обрушить, зачистить. В оправдание можно сказать, что слабый свет и маскировка трещин глиной сильно осложняли задачу чистки отвесов. И через годы голыми руками удавалось оторвать от кажущейся монолитом стены камни изрядной массы. Логика штурма препятствий, поиска ходов требовала мобильных групп с высокой автономностью работы. Но над логикой спелеологии сильно довлела логика туризма, а над логикой первопрохождения - логика жажды впечатлений и самоутверждения. В пещеру до дна хотели сходить буквально все, вне целесообразности с точки зрения поисков, разборов завалов, обработки отвесов. Мне не так страшно было потерять снаряжение или вернуться от явного продолжения пещеры, как страшно было кого-нибудь обидеть. «Он не пустил меня в Студенческую!». Обиженный человек - потерянный человек и разлад в коллективе. Именно по этой причине был устроен первый «турпоход» с иногородними участницами. После – более серьёзный – со своими. Разумеется, такое обидное слово, «турпоход», не звучало, a спуск был максимально подработан пол логику первопрохождения с испытанием ПБЛ и распределением избытка людей по нижним этажам пещеры. Но семь человек в одной группе - это было слишком много для того снаряжения, для той тактики, для того опыта и мастерства. Даже оптимальной группе-отделению в четыре человека чтобы дойти до дна требовался почти целый рабочий день и еще больше времени требовалось на возвращение. Время на работу просто заимствовалось из сна. Молодость и привычка - мы могли себе это позволить. Тем более, что работа уперлась в тупики. Суточный рабочий день к середине экспедиции исчерпал свои возможности, а время и силы подсказывали, что вот сейчас можно провернуть «большой выход», «толпой», заодно обжить ПБЛ. Спуск такой толпы до дна и лазание по завалам и лабиринтам нижних этажей совершенно не задержались в памяти - значит все было верно и гладко. К ПБЛ на дне Большого Колодца собрались, когда уже истекли сутки работы. Лагерь к тому времени был уже сооружен, оставалось только разжечь примусы, сварить плотный ужин и попытаться добиться минимального комфорта для отдыха. Это бы получилось обязательно, даже если крайним справа и слева пришлось бы периодически отогреваться в серединке - проверенная технология. Было хуже, чем в Торгашинской, поскольку под гидрокостюмами одежда напиталась влагой, но до ужина все сняли гидрокостюмы до пояса, чтобы до сна немного подсушиться. Вот в таком благодушном состоянии, когда все в полуспущенных гидрокостюмах топтались вокруг гудящих во всю мощь примусов, прозвучала весть. Сначала шепотом, между девочками. Потом во весь голос: «У Ольги болит живот. У неё раньше был приступ аппендицита. Второй раз. Первый - было еще дома. Это очень серьёзно!» Не один я, наверное, все мы были так воспитаны и научены, что аппендицит угрожает скорым и фатальным исходом. Ожидаемый отдых сменился неожиданными спасработами. Да, я принял это решение… Я без обсуждений принял решение о спасработах. Благодаря Клубу, ни суть слова «спасработы», ни предстоящая технология не вызывали у нас ни малейшего замешательства. В Клубе исподволь царил какой-то культ спасработ. Сейчас даже кажется, что во всех экспедициях и выходах в местные пещеры мы, как «клубовские», так и секции - были спасотрядами на тренировках. Практика соревнований, медицинская подготовка и «натаска» в приёмах первой медицинской помощи вряд ли делали нас самоуверенными. Тем более, в тот же год, весной, были реальные спасработы с подъёмом трупа из Торгашинки. Нет, мы были спокойны и рациональны, хотя трое - иногородние девушки. Основные силы - на верх Большого Колодца. Это часа четыре-пять работы. Я закрепился на полке посреди отвеса - точка телефонной связи, «простреливаемое» камнепадом место. Только за себя я был спокоен - мне не лень будет убегать под карниз. Больная поднималась собственными ногами с подтягиванием сверху всеми наличными силами. Кто-то оставался на уровне «двести десять» для включения в роль сопровождающего по необходимости. Обошлось. Над Большим колодцем мы собрались вполне организованно, без неожиданностей и жалоб со стороны больной - всё прошло. Тем не менее, мне подозревалось, что облегчение могло быть временным. Не исключал я и возможность лукавства - скрывает своё состояние для общего спокойствия. Моё последующее решение потом, на «разборах полётов», было объявлено неверным и единственно приведшим к катастрофе. Суть его - разделение группы. Да, в туризме - может быть. Но я разделил маломобильную группу на две более мобильных. Главная задача - вывести на поверхность больную. Для этого я определил в передовую группу себя и еще Анисова Сергея по критерию наибольшей физической силы. В отстающей группе главным я оставил Юру. Я на него надеялся даже больше, чем на самого себя: силен физически, очень уравновешен характером и техничен, опытен и акклиматизирован - пришёл с Юбилейной. Его задача была проста - вывести на поверхность отделение, более сильное, чем первое. В помощь Зубене - Струков Саша, физически сильный, но с меньшим опытом. Им надо было вывести на поверхность Аллу Шаронову и Лену Зильберман. Они тоже хорошо зарекомендовали себя при движении по вертикалям на снаряжении. Вывести без спешки, с передышками. Но всё снова пошло не так…
Моё отделение с больной, которой мы усиленно помогали подниматься по отвесикам-уступам, вышло на поверхность без приключений, но, наверное, в это время уже случилась катастрофа. У нас сил было еще достаточно, чтобы не падать и спать тут же, около входа под тёплым солнышком. После небольшой передышки уже собрались топать в лагерь, как вдруг мне показалось, что в пещере завозилась, зашебаршила мусором собака. Откуда?! Затихла, жду… В недоумении ждал довольно долго, потом обрадовался - догнали! Окрикнул - тишина. Окрикнул настойчивей - снова зашебаршило и на поверхность вылез один человек из оставшегося в пещере отделения, Струков. Объясняет: «Они меня отправили наверх, я им не нужен». Он оставил и сильно, даже фатально, ослабил отделение. Это не было непосредственной причиной катастрофы, но был шанс, что его слово, его рука на миллиметр или на секунду изменили бы ситуацию и всё бы обошлось. Или Юра сел на полметра в стороне, или та девочка, подтянутая за страховку заботливой рукой, не сделала на отвесе лишних движений. Но… как бы не были сильны естественные эмоции в тот момент, сам этот отвратительный факт с трудом поднялся в подробностях из болота памяти.
В болоте моей памяти не нашлось места взгляду - он всегда на поверхности. Так смотрел на меня человек, которого я с огромным почтением упомяну по имени - Николай Васильев. Он был значительно старше нас, добрый друг, наставник и куратор. Николай пришел к нам значительно позже начала экспедиции, буквально перед этим выходом в пещеру «толпой». В лагере он встретил меня взглядом, полным осуждения и недоумения: «Как ты мог вывести четверых, а оставить в пещере такую слабую группу?». И не помню, как я оправдывался, и оправдывался ли на этот бессловесный вопрос. Николай буквально с той же минуты начал собирать всю «свежую» мужскую часть экспедиции на встречу оставшихся. Сборы неспешны. Вышли они по истечению контрольного срока уже в сумерках. Оставшиеся в поверхностном лагере не знали, но уже поняли - легко было просчитать момент когда «давно пора» и понять, что случилось нечто страшное. Задремал я лишь на рассвете, и это на третьих бессонных сутках. Задремал и сразу проснулся от стука камней под чьими-то ногами. Идут - Саша Окладников и две девушки. «Где Юра?» И ответ голосом, истерически звенящим на верхней ноте: «Нет Юры!» Я сначала понял тогда: нет Юры, значит нет и фатального исхода - куда-то ушел… Это было секундное заблуждение, всего лишь секундное. Когда я услышал подробности, меня покинуло почти всё человеческое. Я ощущал себя некой деталью, обреченной отработать спасработы - подъём тела на поверхность, а потом нести всю ответственность перед его родителями, перед Клубом, перед государством. Не деморализован, а спрессован в рядовую деталь спасательного механизма. Впрочем, мои страдания и рефлексии не имеют уже никакого смысла, просто вопль: «Не дай Бог кому быть виновным в гибели человека!» Как мне и той девушке, которая обрушила камень.
В продолжении этой истории, интерес для причатных к нашему делу имеет то, как Николай Васильев взял на себя руководство. Он взял и сделал всё верно. Он сконструировал из нас работоспособный спасотряд, он распределил нас по местам работы и ожидания, он распределил нас по силам и способностям. Он спланировал всё, и подъём тела на поверхность, и переноску на побережье. Он организовал через гонцов и автотранспорт, и взаимодействие с милицией, с КСС, с судмедэкспертизой. Он предусмотрел всё мыслимое и немыслимое, а мы работали как механизм под его управлением. Ни окриков, ни команд, ни наказаний… Разумеется, такая мобилизация возможна только при ЧП, но любое экстремальное предприятие должно проходить с экстремальной мобилизацией, организованностью. Экстремальной - это еще не значит чрезвычайной.
Вот и сказаны самые главные слова, ради которых всё и написано: «чрезвычайное», «экстремальное»… Остаётся добавить к ним - «спелеотуристское обыденное». Всё, написанное выше, подводит к простым выводам:
Легко сказать, трудно следовать. Трудно сопоставить к изменчивой, как вся жизнь, работе в пещерах. И до, и после, за всеми несчастными случаями накапливаются похожие правила, советы, рекомендации. Все вместе они должны научить всему, но не учат ничему. Их просто невозможно удержать в голове, особенно, если эта голова обременена задачей успеха. Значит, надо встроить в технологию успеха технологию безопасности. Это не новая мысль, она давно и продуктивно разработанная индустрией транспорта: безопасность активная, пассивная и послеаварийная. Бери, изучай, применяй к своим условиям и технике - чего проще! Но я предлагаю иной взгляд на отыскание гармонии в отношениях успеха и безопасности - не противоречащий, но дополнительный.
По совету древних греков, будем «расчленять по суставам» сущность - спелеологию. Для этого и нащупаем важнейшие «кости»:
Всем понятен «кадровый срез» этого анализа: обычно люди приходят в пещеры с обыденными целями, с любопытством и жаждой впечатлений. Из этой массы выделяются наиболее остро, экстремально, озабоченные любознательностью и жаждой первооткрытий. Из невеликой массы экстремалов выделяются кадры, способные к чрезвычайным работам в пещерах, это спасатели. Не каста, не формальное подразделение, но морально-волевая потенция предотвратить катастрофу и противостоять катастрофе. Только таким людям можно доверять первопрохождение пещер. Легко вообразить успешный коллектив, где в живой связанности спелеотуристы, первопроходцы и спасатели друг друга обслуживают, питают и поддерживают для общей пользы. Легко предсказать, что утрата любой части лишает перспектив успешности и грозит катастрофами. Очень важен момент развития и перехода приятельской компании в команду. Нечто соответственное спортивной команде игровых видов, где есть мера инициативы и ответственности, самостоятельности и единоначалия, личного и общего. Командный дух - принципиальное отличие коллектива от приятельской компании. Командный стиль - когда все дисциплинированы единой мотивацией, единым планом, единой технологией работы на препятствиях. И лишь количественно должен отличаться командный дух спортивной группы спелеологов от спасотряда. Экстремальный от чрезвычайного.
Всем понятен «материально-технический срез» этого анализа: спелеотуризм со всей ответственностью за комфорт, успешность и безопасность в походах. Совсем иное снаряжение, оснащение и техника работы для первопрохождений, где уже совершенно профессиональные требования. И совсем отдельно - спасфонд. В экспедиции ли, на тренировке, в походе выходного дня или просто на складе коллектива. Шанс на успех, это когда запас снаряжения покрывает все нужды, когда снаряжение и техника работы адекватны препятствиям. Лишний, который «никогда не лишний» в смысле безопасности, шанс на спасение - спасфонд. Неприкосновенный, продуманный и бесценный.
Мало кому понятен и очень сложен «информационный срез» этого анализа: обычно он ограничивается накоплением «картографии», схем и описания маршрутов - примерно одинаково для всех трёх сущностей спелеологии. На самом деле, «информационный срез» значительно шире. Реально существует лекционная база для учебных мероприятий. Существуют технологии и традиции учебного процесса. Происходит, в разной мере упорядоченности, передача опыта, навыков и правил из поколений в поколения. Насколько удачно (верно, изобретательно, тщательно) организовано информационное поле коллектива, настолько он и успешен. По крайней мере, в успешном коллективе обязательно есть упорядоченное пространство целей и задач с горизонтом планирования далее, чем логическая жизнь всех его членов - лидеров, руководителей и участников. Расстановка кадров по ролям и оснащение снаряжением далеко отстают по значимости.
Три «среза», если в них ясно видеть свой коллектив в связях и взаимодействиях, обещают шансы на успех. Но для безопасности важнее видеть границы: границы ответственности и инициативы, границы допустимого и желаемого, границы достоверного и сомнительного… Общие слова, которые «в одно ухо влетают, в другое вылетают». Одна надежда, что под впечатлением катастрофы они запомнятся, пробудят мысли и выводы.
Ясно осознавай границу между ТРЕМЯ сущностями спелеологии, между спелеотуризмом, первопрохождением и «не дай Бог!». Независимо от категории, пробежка до дна Торгашинки может быть спелеотуризмом, а может быть тренировкой команды первопроходцев или спасотряда. Цель определяет средства. Если для спелеотуристов факторы опасности почти полностью в их собственных ошибках и недостатках подготовки, то для тренировки добавляются опасности от «обременений», которые выбраны тренировочным планом. Первопрохождение тоже может начинаться с первого извлеченного камня в поноре - практически безопасно. Но как только тело человека оказалось в окружении камня, пещера требует мер безопасности и экстремального внимания. Главная забота - надёжный «потолок». ВСЕГДА! Весь спектр препятствий: завалы, калибровки, отвесы, сифоны - вопрос техники, в смысле снаряжения и навыков работы с ним. Но пещера навязывает на технику неистощимое многообразие неудобств, трудностей и опасностей. Не велика проблема, если их видно и «ощутимо». Искусство безопасности - выявлять их там, где не видно: выявлять трещины в монолите опор, «живые» камни в завале, затягивание в щели ходового конца в сифоне… Невозможно перечислить. Нужно мастерство предвидения с интуицией, фантазией, и лишь отчасти с опытом. Мастерство, отточенное в подготовках, тренировках, в уроках наставников. Опыт бессилен перед «изобретательностью» новой пещеры. Как итог: первопрохождение всегда экстремально и требует экстремального внимания, концентрации воли и мысли, экстремального мастерства и экстремальной организованности группы и экспедиции. При первопрохождении каждая оплошность, травма, повреждение снаряжения или опор - предпосылка к катастрофе. Для катастрофы бывает достаточно неудачного сочетания даже двух предпосылок…
Выдержка из обобщающего отчета экспедиции «Бзыбь-83», компактно отображающего событие:
Политехники «застолбили» район и на следующий год под руководством Семиченко
В.И. поехали в п. Студенческая. Экспедиция проходила с 1 по 15 сентября 1977
года. Одновременно с исследованием Студенческой проходил поиск в районе
Пыпшира-Т12 и южнее T11. Базовый лагерь размещался на вершине с озером между Т2
и ТЗ. Было найдено около 15 пещер глубиной от 20 до 70 м (п.Скелетная -70м).
Студенческая была пройдена до старого дна (-350м), сделана топосъёмка. Работы в
пещере велись без подземных лагерей, выходы занимали 30-40 часов. 15 сентября
1977 года при сопровождении наверх почувствовавшей себя плохо участницы, в
результате рухнувшего с отвеса камня на глубине 100 м трагически погиб Зубеня
Юрий.
Участники экспедиции:
Послесловие: В 1981 году найденную на вершине горы Напра пещеру, пройденную до глубины 950 м, назвали в память погибшего нашего товарища Юры Зубени его именем.
(Мельников В - руководитель разведочной экспедиции в п. Юбилейная массив Арабика, август 1977 г. где два участника этого события Зубеня Ю. и Анисов С. блестяще отработали при организации погружения в сифон пещеры).